Невротический механизм слияния полезно рассмотреть в действительности сценариев совместной жизни.
(1) Поведение человека в каждой ситуации определено сценарием. В наборе типовых ситуаций, задаваемых культурой, у каждого человека есть свой сценарий относительно того, как он в той или иной ситуации должен себя вести. Ситуации для него определены возможными жанрами («на работе», «дома», «первое свидание», «праздники с родственниками» и т.п.), и относительно каждого жанра, суб-жанра и т.д. у него есть определенный сценарий, осознанный или неосознанный.
Система жанров, как феноменов мезо-уровня, на макро-уровне образует то, что заимствуя термин А. Адлера, можно назвать жизненным стилем, и реализуется на микро-уровне в узлах ткани жизни, которые мы исследуем на бейсике (см. Базовый практикум внимательного общения).
Сценарии жанрового поведения обязательно включают для человека определение того, кто он там такой, кто там другие и каковы его отношения с другими. Оказываясь в совместной ситуации с другим (другими) и имея неизбежно какой-то сценарий по поводу этой ситуации, мы, — если не умеем сознательно работать со своими и чужими сценариями, — вынуждены либо пытаться подстроить других под свой сценарий, либо подстраиваться под сценарии других, либо и то, и другое.
Если, скажем, девушка вышла замуж и у нее есть определенное, — осознанное или неосознанное, — представление о том, как ей жить с мужем в качестве жены, она неизбежно начнет себя и его «подтягивать» к соответствию с этим представлением. Она будет радоваться, когда жизнь ему соответствует, и «обламываться», когда не соответствует. Заметьте: в том отношении, о котором мы говорим, она будет радоваться не столько тогда, когда ей просто хорошо, сколько тогда, когда жизнь соответствует ее сценарию. И огорчаться она будет не столько тогда, когда ей просто плохо, сколько тогда, когда возникает несоответствие тому, как «должно быть».
Нередко «хорошие» взаимоотношения строятся на том, что людям удается договориться, чтобы подыгрывать друг другу в своих сценариях: ты подыграешь мне, а я за это подыграю тебе. Это делается часто неосознанно, но очень определенно. И когда такие договоренности нарушаются, возникают обида и чувство вины. То есть в этом смысле слияние является как бы негласной, невысказанной договоренностью о тех правилах, по которым «мы с тобой» будем жить.
Если человек принимает другого на роль в своем сценарии, может оказаться, что в какие-то моменты его образ себя в этом сценарии зависит от этого другого (например, от его оценок). Таким образом, человек оказывается зависимым от поведения того, кого он принял в свой сценарий, причем не только «по жизни», не в смысле бытовой зависимости, но и «по сценарию».
Например, если муж имеет сценарий, по которому жена должна быть им довольна, он зависит от того, довольна ли она им. Вне того механизма слияния, о котором мы говорим, можно бояться, что она устроит скандал, но это — полбеды. А главная беда в том, что нарушается сценарий. И тут человек либо делает все, что угодно, чтобы получить одобрение, либо, если так устроен его сценарий, он будет испытывать чувство вины.
Оценки «плохой/хороший» — один из обычных примеров. Человек не просто зависит от чьей-то оценки, а — если продолжать говорить об интересующем нас механизме, — сценарий его отношений с другим устроен так, что по своей роли он должен получать от другого определенную оценку, быть ему плохим или хорошим.
В этом механизме человек оказывается задействованным в определенную схему управления. Ему приходится не «быть» с партнером, а манипулировать им таким образом, чтобы он доставлял нужную «обратную связь» по его сценарию. Обратная связь оказывается уже не «собственно обратной связью», а удостоверением того, попал ли человек в рамку своего сценария.
Манипулирование партнером в рамках совместного сценария может выполняться посредством манипулирования собой, чтобы с помощью себя как средства в сценарии партнера (чаще всего на бессознательном уровне) подстроиться так, чтобы он по своему сценарию дал мне обратную связь, которая мне нужна по моему сценарию.
Это только описывается так длинно и сложно, а происходит как бы «само собой». Вот типичный клиентский запрос: приходит девочка, у нее проблема, что она-де плохо учится. Я спрашиваю, хочет ли она хорошо учиться. Выясняется, что на самом деле ей нужно, чтобы мама считала ее «хорошей девочкой», а мама считает хорошими девочками тех, кто хорошо учится. И она пытается хорошо учиться, однако это трудно получается, потому что само по себе это «учение» девочке совершенно неинтересно. Хорошо было в школе — там это практически ничего не стоило. А в институте, где нагрузка несколько увеличилась, это становится проблемой.
Если образ себя построен из таких элементов, — это можно назвать валентностью на слияние. Если с мамой (не дай Бог) что-то случится, девочке все равно понадобится кто-то, кому она будет хорошо учиться, потом хорошо готовить, или хорошо улыбаться, и пр. — то есть кому она будет «хорошей девочкой».
Или, скажем, «плохой муж» по сценарию ищет женщину, которой он будет «плохим мужем». Для этого он (часто встречающийся сценарий) сначала будет «замечательным принцем», который пообещает ей все на свете, а потом обманет и будет мучиться чувством вины, чего ему и было нужно. И уж, конечно, он найдет такую девушку, которой по ее сценарию положено мечтать о хорошем муже и в итоге быть разочарованной.
Здесь речь идет о специфических типах сценария — сценариях слияния, где от партнера требуется специфическая обратная связь и приходится прибегать к манипуляции, — собой и другими, — чтобы ее получить. Тут возможны два случая. Один — это сценарное описание «мы», другой — описание, кем один партнер должен быть другому.
(2) На микро-уровне сценарное слияние может возникать в процессах согласования общей действительности (см. Действительность, видимость, кажимость). Поскольку поддержание себя в общепринятой реальности и общепринятой реальности в себе — одна из важных функций Эго, то в процессе согласования действительностей Эго крайне заинтересовано. Тут возможны, крупным помолом, три стратегии. Одна — разумная; это реальное «согласование», то есть отработка различий посредством дифференциации картины мира. Другие две стратегии — это варианты микро-слияния, вызываемые беспокойством за свою действительность: уступить чужому мнению или навязывать свое.
То, что называется «спором», — если отвлечься от случаев, когда это спор «кто кого», или «ты меня уважаешь», — это как раз борьба вокруг того, кто кому навяжет свою действительность в качестве «общепринятой среди нас». Спор живет на том, что спорящие как бы предполагают, что у них должна быть единая психическая действительность. Поэтому люди спорят, чтобы привести собеседника в свою действительность, потому что альтернативой представляется «затягивание» в чужую действительность тем, кто убедит или переспорит.
Совместная жизнь предполагает более глубокое согласование действительностей, чем простое знакомство. Если в действительности мужа определенно известно, что пол моют шваброй, потому что не наклоняться же с тряпкой, а в действительности жены, наоборот, так же определенно известно, что пол нужно мыть тряпкой, потому что швабра только размазывает грязь, — это серьезное расхождение. Не всякая пара сумеет проверить истинность выдвигаемых положений или (верх психотехнического мастерства) позволить каждому из партнеров мыть пол по-своему.
Еще труднее согласовать представления о должном и недолжном поведении в паре. Можно ли ему с интересом смотреть на других женщин? Можно ли ей принять на день рождения цветы от бывшего одноклассника, который пять лет назад был в нее влюблен? Если добавить к этому психодинамику, стоящую за такого рода представлениями у каждого из партнеров (хотя бы собственные интроекты), будет понятно, сколь напряженным может быть согласование.
Еще большее напряжение возникает, когда речь идет о поведении, требуемом от партнера сценарием каждого из партнеров. Как уже говорилось, механизм слияния, в отличие от согласования в контакте, состоит как раз в том, что человек считает либо себя обязанным соответствовать чужому сценарию, либо партнера обязанным соответствовать его сценарию.