Передвигаясь по своему лабиринту, человек полагает, что находится в определенной действительности.
Действительность появляется для нас, когда мы взаимодействуем с реальностью, в которой находимся: реальность как-то отзывается, дает нам обратную связь, и по этой обратной связи мы судим о том, в какой действительности мы находимся. Реальность как таковая нам может быть дана только через действительность, порождаемую нашей деятельностью в этой реальности.
Однако действительность мы воспринимаем, только будучи полностью «в здравом уме и твердой памяти». Но в таком состоянии, — как это ни странно звучит, — мы бываем не так часто. Находясь в лабиринте, то есть в «ловушке внимания», мы движемся по этому лабиринту как бы в полусне (ср. Присутствие). Такое состояние, когда внимание автоматически «блуждает» по привычным ассоциациям, превращает действительность в видимость.
Видимость частична, и этой частичностью специфически искажена. Например, женщина лет тридцати может воспринимать свою совместную жизнь с мамой из места дочки, как бы не замечая, что она давно взрослая женщина (какой она вполне может быть на работе), а мама — пожилой, стареющий человек. Дома за чаем мама вполне может сделать ей выговор по поводу того, что она вчера поздно пришла, и дочка будет либо оправдываться, либо бунтовать, вместо того, чтобы мягкой спокойной улыбкой («Ах, мамочка, вспомни свою молодость!») расставить все по своим местам.
И поскольку психика наша, кроме того, пронизана невротическими механизмами (см. Невротические механизмы), а иногда и скована невротическим характером (см. Три отстройки-3: отстройка от себя), эта порождаемая автоматическими ассоциациями видимость превращается в кажимость: набор ассоциаций не только автоматичен, но и наполнен нашими тревогами, надеждами, проекциями и пр.
Такого рода аберрации возможны, поскольку наше восприятие принципиально конструктивно: не реальность воздействует на нас, вызывая те или иные представления, а наша психика конструирует те или иные представления и, посредством определенных процедур, добивается их (большего или меньшего) соответствия действительности. Известно, что в последовательность этих процедур можно искусственно вмешиваться, порождая разнообразные иллюзии, и так же вмешивается в них так называемое бессознательное, порождая ту самую кажимость вместо действительности. Фрейдовский психоанализ, говоря несколько упрощенно, как раз занимается тем, чтобы по констатации определенных специфических искажений действительности судить о том, что у человека «в голове». Впрочем, такого рода фантазирование может быть и намеренным, порождая множество виртуальных миров, — миров художественной (и не только художественной) фантазии, — в которых интеллигентные люди живут большую часть своей жизни.
Порождая видимость и кажимость, неосознанное фантазирование склонно выдавать их за действительность. Действительность ведь и отбирается из продуктов фантазирования, при условии более строгой проверки их на соответствие … — чему? Как у Козьмы Пруткова: «Если на клетке со львом написано „осел“ — не верь глазам своим!». В такой ситуации мы, все-таки, будем более склонны поверить видимому образу животного, нежели надписи. Но в человеческих делах все гораздо сложнее.
Типичный пример, с которым каждый психотерапевт сталкивается едва ли не каждый день, — это вопрос: «Люблю я его или не люблю?» — или: «Любит он меня или не любит?». Нелегко понять, что опираться в такой ситуации на чувства — дело безнадежное. Чувства переменчивы и, более того, управляемы. Для действительного решения вопроса о любви (см. Любовь как форма связи с Высшим) какой-то материал чувств, конечно, необходим, но крайне недостаточен. Как правило, люди настраивают свои чувства в соответствии с тем, что считают желательным и правильным. Если, например, в представлениях человека о том, «как должно быть», любовь должна быть единственной, — он будет отбирать и поощрять свои чувства, обращенные к девушке, назначенной этой «единственной», и гасить все остальные. При этом он постарается не замечать амбивалентности своих чувств по отношению к этой «единственной» — до тех пор, пока это будет возможным.
Но в нашей поликультурной ситуации (см. Мир в котором мы живем) многие подобные мифы и представления приходится тематизировать, то есть делать темой для размышлений и сомнений. То, что невозможно для одной субкультуры, оказывается возможным для соседней — в соседнем подъезде или на соседнем виртуальном форуме. И в этих различиях люди начинают путаться. Оказывается, что действительность не дана нам как таковая, одна на всех, а, в определенных пределах, мы сами ее строим и, соответственно, можем и должны принять на себя ответственность за ту действительность, в которой живем.
Для человека, который не добрался до такого опыта, действительности вообще нет, он живет в своих видимостях и кажимостях, пользуется теми представлениями, которые случайно ему вменены, и бедствует, потому что эти представления оказываются противоречивыми. Человек же, который на собственном опыте убедился, что он сам может строить свою действительность, начинает выбирать, в какой действительности он хочет жить, и принимает на себя ответственность за свой выбор (ср. Практика экзистенциального выбора).