Как уже говорилось, верхний «этаж» структуры человека связан с пониманием и волей, которые разворачивают Личность от механического выполнения системы социальных норм к подлинному, творческому существованию (см. Трехуровневое строение человека).
Обусловленный Человек не нуждается в понимании. Его Эго имеет программы поведения в разных ситуациях и реализует их. Его Когито может разворачивать знания, увеличивать их объем, даже — в составе научного сообщества — развивать систему знаний. Но знание — это еще не понимание. Понимание — это, с одной стороны, знание о себе, о своей ситуации, о мире и о своем в нем положении, а, с другой стороны, — субъективация, личное переживание всего этого. То есть понимание — это обязательно понимание того, до чего мне есть дело, да еще учетом того, что людям вокруг меня, до которых мне есть дело, тоже есть какое-то дело до этой ситуации.
Понимание достигается особым связыванием «внутреннего» и «внешнего», как они представлены в человеческой психике. С одной стороны, в состоянии самопамятования или, как говорили в старой психологии, «интроспекции», мы можем дать себе отчет в своих переживаниях — ощущениях, восприятиях, эмоциях, чувствах, намерениях и пр. С другой стороны, мы можем дать внешнее описание ситуации, в которой находимся, — с той или иной степенью подробности и сложности. Внешнее описание всегда вербально, а потому обобщенно и абстрактно, и тем самым оно отделено от той действительности, которая дана нам в переживании.
Понимание — это особое, очень специфическое соединение этих двух действительностей — действительности внутреннего переживания и действительности внешнего описания. Понимание «происходит» в тот миг, когда между этими действительностями установлено определенное соответствие. Это соответствие устанавливается в контакте с Другим. Относительно Другого мы также можем иметь две аналогичные разнопорядковые действительности: действительность его внешне описанной ситуации и действительность его переживания, данную нам эмпатически.
Состояние эмпатии не столь таинственно, как может показаться. Когда мы видим лицо другого человека, слышим интонацию и пр. — миллионами лет выковывавшийся аппарат восприятия воссоздает в нас состояние, соответствующее тому, что мы видим, слышим и воспринимаем с помощью других модальностей. По тому, как человек движется, какая у него мимика, как он интонирует, что он говорит и т.д., мы можем со-пережить то, что он/она переживает. При этом нам отчетливо по-разному даны собственные внутренние состояния, — то, что я чувствую и переживаю, — и эмпатически переживаемое состояние Другого.
Сопоставляя эти четыре элемента: (1) внешнее описание положения другого, (2) внешнее описание моего положения, (3) мое переживание момента, и (4) мое эмпатическое сопереживание тому, что чувствует Другой, — мы учимся соотносить элементы внешней ситуации и внутреннего переживания, и в тот момент, когда это соотнесение удается, мы что-то понимаем про себя и про другого.
На это опирается наша базовая (в смысле — базы, основания) техника, которую мы так и называем — бейсик. Это — изначальная школа понимания. Нельзя понять себя, не пытаясь понять другого, и нельзя понять другого, не пытаясь понять себя. То есть человеческое бытие — это всегда со-бытие в том или ином «моменте», который по физическому времени может длиться сколько угодно, от мгновения до десятков лет.
Но дело обстоит еще несколько сложнее. Ситуация двоих, — как показал П. Вацлавик, — это всегда коммуникативная ситуация. Если два человека каким-то образом со-присутствуют, не обязательно даже физически, а просто знают о существовании друг друга, или, еще меньше, если один человек знает о существовании другого (например, Кант читает Платона), — это уже коммуникация.
А в коммуникации разворачиваются два параллельных процесса. Первый — процесс отождествления, подражания, на чем и основана эмпатия: я в себе сопереживаю, со-чувствую, — то есть чувствую то же, что он или она. Это физиологически может быть основано на механизме так называемых «зеркальных» нейронов: во всякой коммуникации мы просто автоматически ставим себя на место другого, и отыгрываем (хотя бы мысленно) за него, то, что он делает, говорит и пр.
Второй процесс связан с тем, что во всякой коммуникации один коммуникант является адресатом, а второй — адресантом этой коммуникации, то есть они занимают по отношению друг к другу дополнительные позиции. Если один пугает, другой пугается, если один соблазняет — другой соблазняется, если один приказывает — другой слушается или не слушается. Это включает механизм дополнительных функций.
Имея в виду эти два механизма, нужно сказать, что понимание обязательно предполагает сочетание в одной психике обеих позиций и некоторое специфическое (именно понимающее, а не функциональное) соединение этих позиций. Когда, если и поскольку удается некоторой частью себя воздерживаться как от репродукции того, что я вижу, слышу и пр., так и от реакции — то есть постановки себя в дополнительную позицию, и при этом оставлять содержание коммуникации в сознании, — это и создает специфическое состояние понимания. В теории коммуникации это называется «мета-коммуникативная позиция».
Таким образом, мы определяем понимание как связь когнитивно представленного и лично, в том числе эмпатически, переживаемого.